Фото: Мария Ленц За что начисляют баллы и лишают премий, как управляться с группой в 34 ребенка, что делать, если коллега не прав, когда заполнять бумаги и как быть, если хочется просто заниматься детьми? Молодые воспитатели любят свою работу, но уже через несколько лет работы в этой системе — с потухшими глазами.
Что происходит с инклюзией и куда попадают дети с особенностями после детского сада? Что зависит от заведующей, какие бывают родители и как вернуть этой профессии уважение? В День воспитателя и дошкольного работника «Правмир» анонимно поговорил с сотрудниками детских садов.
Если бы я отстаивала ребенка, то не вписалась бы в систему
Ольга, стаж 15 лет, Петербург:
— В молодости я работала воспитателем 10 лет, еще в Ленинграде. Потом, после большого перерыва в четверть века, снова вернулась в детский сад. Квалификация не потеряна, уже пятый год работаю. Вы знаете, в этой системе вообще ничего не изменилось. Если не сказать, что стало хуже. Даже игрушки те же самые, пластмассовые убожества. Это, конечно, очень огорчает.
Сад саду рознь, и зависит все от заведующей. Я пришла сначала в один детский сад, потом ушла работать в семью, потом в другой детский сад, потом в третий — и везде все было по-разному: и люди, и их взаимоотношения. Три сада, три разных истории. Тот сад, где я сейчас работаю, очень нравится отношением к детям. Воспитатели доброжелательные, грамотные, любят заниматься с детьми. Они живут этой работой. Мы приходим с утра и начинаем обсуждать, кто работу не доделал, с кем дополнительно позаниматься, у кого что не получилось.
В первом саду хамское отношение к детям считалось нормой. Во втором саду была заведующая — добрая, хорошая полная женщина с юга России. Такая «мама». Она набрала команду: им бы работать крановщицами или маникюршами.
Заведующая очень боялась родителей, и они рулили в саду.
Там был такой случай. Я сидела вечером в группе, а за стенкой плакал ребенок. Прихожу. Он стоит перед воспитательницей и плачет, устал, мама не идет. А воспитательница его не успокаивает, а еще больше подначивает, чтобы, когда придет мама, он был весь зареванный, и мама бы в следующий раз уже не опаздывала. Она не разрешила мне успокоить ребенка. И, знаете, у меня такое чувство презрения к себе, что я этого ребенка не отстояла и позволила взрослому фактически издеваться над ним. Я была в ужасе.
Сейчас в саду тоже родители очень сложные, но заведующая грамотная, продвинутая молодая женщина, отстаивает интересы воспитателей. И девчонкам всем нравится работать, они перерабатывают, живут этой работой. Здесь уже Симочка, Васенька, Коленька, иди-ка сюда, посиди, подумай, зачем ты это сделал. Такого, чтобы крикнуть, дернуть ребенка, вообще нет.
Насилие и садизм есть не только в садах. Это везде. Это наша система, мы в ней живем. Это наша нетерпимость в обществе, повсеместная атмосфера. Я не знаю, что мы можем сделать. Если бы я отстаивала того ребенка, меня бы вытолкнули оттуда. Я бы не вписалась в систему. А вообще это низкая культура. Когда, знаете, стоят воспитатели и говорят о родителях в такой форме: «Вот эта — сволочь», «Вот та — дрянь». И про детей так же. Оскорбляют ребенка, а он же маленький, беззащитный.
Фото: cnycompguy / flickr.com
Бумаг, конечно, немерено. Я сейчас даже вспомнить не могу: план календарный на месяц, потом на неделю, потом на каждый день. Но ведь есть книги: открывай и смотри. Потом надо бумаги подготовить для конкурсов, праздников. Детей не видишь. У меня семичасовой рабочий день: его же не зря придумали, правильно? Это сложная работа, тяжелая. Когда я должна все эти бумаги оформлять? В 7 утра ко мне приходит первый ребенок. В тихий час тоже много всякой работы: убрать пособия, подготовиться к следующему дню, что-то обсудить со сменщицей.
Мы же пособия еще делаем своими руками. Я смеюсь. 40 лет назад у меня был очень крутой бойфренд, программист. Мы сидели с ним в 11 часов вечера и резали из картона геометрические фигуры, которые нужны были мне на следующий день на занятие. Как сейчас помню, у меня была подготовительная группа, 30 человек, и на каждого надо было вырезать эти треугольнички синего цвета. Мой бойфренд вырезает их и говорит: «Кому рассказать, чем я с девушкой в 11 вечера занимаюсь, не поверят». А я и сейчас сижу, режу эти треугольнички. И еще ламинирую, и еще на принтере распечатываю картинки.
По зарплате: у меня стаж по максимуму, 1-я категория, выходит около 40 тысяч рублей. Я считаю, это нормально. Но вообще для способных, творческих людей это, конечно, очень мало. Мне бы хотелось, чтобы в садике работали люди, готовые сеять разумное, доброе, вечное. Но для этого они должны быть свободны, образованны. А воспитатели работают круглые сутки. Ложишься спать и думаешь: «А что завтра?» А когда программу писать, планы, сетки эти? Мне говорят: «Ну, у тебя отпуск полтора месяца». Так мне же он дается, чтобы я отдохнула, а не программу писала.
На самом деле, очень грустно. Приходит пожарный нас проверять, несет ахинею. Приходит Роспотребнадзор, несет ахинею. Ты молчишь.
Маленькие группы, нет спален, маленькие кухни, посудомоечные машины покупаем на деньги родителей, компьютеров нет. А все требуют! И никому не придет в голову спросить, как я могу печатать на компьютере, если вы мне его не дали. Или «пришлите фотографии». Если вы просите фотографии, вы же должны дать фотоаппарат. Почему я должна со своего фотографировать? Ну ладно, у меня есть и фотоаппарат, и компьютер. А у кого нет? И так во всем. Вчера я собрала всю документацию, которую нам надо писать, она не влезла в органайзер толщиной 8 см.
А работа с детьми мне нравится. И поиграть можно, и дурака повалять, и побаловаться. Они такие отзывчивые. Мы тут делали с ними котят оригами, они были счастливы!
Руководство не вмешивается, и везде круговая порука
Анастасия, стаж 5 лет, Ленинградская область:
— Наш садик считается обычным. Но в его составе из 9 групп есть две группы для детей с задержкой психического развития и две — для детей с тяжелыми нарушениями речи. Поэтому регулярно заявляется, что он инклюзивный. Хотя об инклюзии речи не идет, эти дети не пересекаются со сверстниками. В группах с задержкой — по 13-15 детей, одна из них — круглосуточная, там дети находятся с понедельника по пятницу. В общеразвивающих группах 33-34 ребенка. В яслях только 28.
Я — логопед, но с этого года еще работаю старшим воспитателем. Контролирую работу воспитателей. Прихожу, смотрю, как они проводят занятия, правильно ли организован режим, документация, не убивают ли они детей. Физически редко, а морально убивают. Многие дети с аффективными приступами. Я понимаю, что механизм должен быть другой: с позиции добра и признания этого ребенка личностью. Тогда он гораздо более отзывчив. Но это дивным образом выхолащивается даже из молодых педагогов, которые приходят с горящими глазами. Они угасают на глазах и становятся вот такими.
Мне кажется, здесь зависит от наполненности самого человека.
Если воспитатель видит в детях личность, ведет интересные занятия, открыт, бодр и весел, то, скорее всего, у него нет дома мужа-алкоголика, зато есть какое-то хобби, активность.
Это реальные совершенно случаи. Вот одна девочка у нас — мастер спорта по кудо. Я спрашиваю: «Как ты справляешься?» А она после каждой смены идет на тренировку. И дети ее обожают, все 30 человек смотрят ей в рот и готовы делать все, лишь бы она была с ними.
Насилие бывает. Когда оно физическое, здесь легче: вот оно, преступление. Обычно закрывают детей в туалете или в спальне, принудительно изолируют. И ребенок бьется в эту дверь, пытаясь выбраться оттуда. Что я как специалист могу сделать? Конфликтовать с воспитателем бесполезно: ты скажешь ей слово — она тебе 350 в ответ. Руководство обычно не вмешивается в такие ситуации, а куда-то жаловаться — везде круговая порука, и конфликт, скорее всего, уладят каким-то образом. Но я могу помочь тому ребенку.
Я — человек прямолинейный, высказываю свое «фи» в достаточно резкой форме и обычно либо начинаю ребенка там успокаивать, либо забираю его к себе в кабинет. Есть дети, которых не любят воспитатели в силу особенностей их поведения, а у меня с ними, наоборот, хороший контакт. Ребенок сидит, играет во что-нибудь, а я параллельно занимаюсь другими делами. Это единственное, что я могу сделать.
Принято всегда говорить: «А что вы хотите? У него такой диагноз! Вы представляете, как с ним тяжело!» И все закатывают глаза. Здесь, видите, дети не говорящие и во многом не понимающие речь. Они пожаловаться не могут. Из 15 человек говорят обычно человека два, понимают четыре. Остальные где-то через полгода-год начинают тебя в пространстве опознавать.
Фото: unsplash.com
Родители таких детей обычно очень измученные. Они бесконечно счастливы, что их детей хоть куда-то берут. И будущее этих детей очень трагично. Из нашего садика они уходят, в лучшем случае, в интернат для умственно отсталых.
Если родители включенные: интересуются жизнью ребенка, ходят к специалистам, меняют, если надо, врачей, постоянно спрашивают о детях, обычно таких детей не трогают, даже если они сильно хулиганят. Работа и включенность таких родителей вызывает отклик даже у самых черствых воспитателей. Хотя, бывает, все равно воспитатели говорят: «Я не понимаю, зачем вообще нужно было рожать таких детей».
А в общеразвивающих группах катастрофа! Война на уровне человек-человек. Когда на трехлетку орет нянечка: «Ты задолбала, упертая, я ей уже третий день говорю, что стул за собой надо задвигать, а она устроила тут спектакль!» А девочка сидит на полу и плачет.
И бывает, что родители ничем не отличаются. Их ничего не смущает: «А что такого? Правильно! Давайте построже с ним!» Родители в своем поведении тоже такое допускают. И ребенку просто не повезло ни там, ни тут.
Воевать с этим бесполезно. Это негласная норма. Ты сам по себе можешь поступать по-другому, давая другим людям образец. Одна девушка пришла к нам после колледжа и говорила: «Я понимаю, что так нельзя. Но мне страшно поступить по-другому».
Эти мастодонты, которые по 30 лет отработали, обычно на особом счету у руководства. А руководство обычно из того же поколения мастодонтов.
Сейчас происходит обновление состава, и я вижу положительные сдвиги в других садиках, но до нас пока это не дошло.
Очень много вещей, которые все усложняют. Не так сложно работать с детьми. На самом деле, если иметь какую-то привычку, это весело и задорно. Они реально классные. Но есть куча бюрократических ограничений и стереотипов. Я смотрю на опыт коллег в Петербурге и Москве, там уже более свободное отношение, к ребенку поворачиваются. А у нас все еще советская система. Есть «тема недели», занятия, и шаг влево, шаг вправо — расстрел.
Сколько бы ни твердили, что занятия должны проводиться в игровой форме, нет, эти 30 детей сидят за столами по 25 минут и не имеют права вставать, ходить, разговаривать, баловаться. Это сразу карается резкими окриками, характеристиками.
Мальчик уронил тарелку, и тут же слышится громогласный вопль младшего воспитателя: «У тебя что, руки не из того места растут?» Мне кажется, это чудовищно.
У них ненормальная реакция на инаковость. Им-то нельзя поступать, как они хотят, есть внутренние ограничения, и их прямо корежит, когда кто-то выбивается из системы. Они начинают гнобить детей, которым много позволено родителями. Детей, которые немного отличаются эмоционально-волевым поведением. Мне кажется, это что-то личностное триггерит.
В прошлом году у нас пришла потрясающая девушка, культуролог по первому диплому. Прошла переподготовку, получила дошкольное образование. И мне так нравится, как она в детях с особенностями ищет плюсы! Как она верит в то, что они справятся! Ищет сильные стороны, показывает родителям, вселяет в них надежду. Это много значит. Другие молодые педагоги тоже за ней тянутся, начинают предлагать какие-то идеи.
Фото: Jaanus Soots / flickr.com
Мне кажется, что таких людей гораздо больше. И когда они видят другой образец, то как-то разворачиваются.
Ощущение собственного одиночества очень угнетает, кажется, что все зря. С этой стороны родители. С этой педагоги. Однажды я очень плакала, так мне было тяжело. С этими детками ведь непонятно: ты вкладываешься в ребенка, а потом он уезжает, и все, его жизнь будет проходить в закрытом учреждении. Мне тогда психотерапевт сказал: «Ты пришла в это место, почему-то на нем оказалась, и должна максимально качественно свои обязанности выполнять. А в сознании этого ребенка, может быть, это будет единственное светлое пятно».
Я откинула все сомнения и стала работать не на результат, а на сам процесс. Не так важно, чему ты научишь. Важно, сколько ты тепла подаришь.
Деньги мы собираем у родителей, чего лукавить
Надежда, стаж 20 лет, закрытый город, Урал:
— Закрытые города всегда были с некоторыми преференциями. У нас никогда не было проблем с местами. В ясельных группах это 12-15 человек, в группах постарше около 20. Лучше обеспечение, чем в других городах.
Эти садики строились еще при СССР. Сейчас, конечно, все ветшает. Плюс ФГОС требует инноваций и изменений, на это тоже нужны деньги. Деньги мы собираем у родителей, чего лукавить. Хоть и не в таких масштабах, как в больших городах. Но мы объясняем, что, для чего и почему.
В нашем садике есть бассейн, есть музыкальный и спортивный залы, упакованные от и до, огромный лего-центр для конструирования. Чтобы это получить, нам необходимо себя показать. Наши руководители подают заявки на конкурсы по округу. Чтобы в них победить, мы готовим целую программу: конкурсы, выступления с родителями и без, для коллег, в садике и вне садика. Целый механизм! Если побеждаем в конкурсе, нам дают деньги. На них мы приобретаем, например, смарт-доску. У нас на 12 групп в садике три смарт-доски, интерактивный коврик, ноутбуки. Не каждый может похвастаться таким оснащением. Зачем тогда брать деньги у родителей? Объясню.
Сейчас все садики финансируются в зависимости от количества посещающих их детей. Выдается некая сумма. Нам на нее необходимо купить инструментарий, новые конструкторы, мебель. И у нас стоит выбор: либо новые матрасы и одеяла, новая мебель, более безопасная и устойчивая, либо новые игры по Воскобовичу или по Зайцеву. Родителям показываем и объясняем: «Уважаемые родители, мы можем потратить эти деньги или сюда, или сюда. Какие у вас предпочтения?».
Надо отдать должное, мы настолько себя зарекомендовали, что наши родители скажут: «Вы знаете, мы лучше сами скинемся на эти тряпичные салфетки для рук. Купите нашим детям что-то для развития».
А в другой момент, например, прохудилась крыша, а у нас запланирована покупка канцелярских товаров. Значит, потоки надо перераспределять, потому что новых денег никто никогда не даст. Чтобы их получить, надо создавать очередные комиссии. Там очень мудреная схема.
Тот же бассейн. Вроде бы хорошо, что он есть. Но его содержание и ежедневные пробы воды стоят немалых денег. Опять мы говорим родителям: «Или будем тратить на пробы воды, или купим игрушки для развития плавательной деятельности». И родители скажут: «Покупайте игрушки, пробы мы сами оплатим». Заведующая уже больше бухгалтер: она все сидит и считает, куда ей деньги потратить. Я сочувствую нынешним руководителям, особенно если они болеют за свое дело. А такие еще есть, к счастью.
Сама работа невероятно тяжелая, если ты реально работаешь. Хотя если ты пришел на работу, только чтобы осуществить присмотр и надзор, это другое дело. Но, видите, я воспитана еще в социалистическом отношении к труду. Не припомню, чтобы однажды я сказала: «Ой, да мы сегодня ничего не делали».
День начинается рано: первого ребенка приводят к 6:45. И все, сразу включаешься: гигиенические процедуры, проверка, прием детей. Работать, бывает, некому. По правилам должно быть два воспитателя на группе. Но зачастую бывает, что кто-то в отпуске, кто-то болеет, кого-то заменяют. Ходишь по другим группам, переработки ежемесячные. Они, конечно, оплачиваются. Но, на мой взгляд, не совсем достойно.
Плюс методическая работа. Если вы готовитесь к какому-то празднику, мероприятию, конкурсу, то на выходных несколько часов ты сидишь и пишешь. Изучаешь программы, нормативные документы, готовишь, распечатываешь, рисуешь. Это съедает много личного времени. Родители тоже не стесняются: могут позвонить и вечером, и в выходные.
Фото: cnycompguy / flickr.com
Оклад у меня 16 тысяч на полной ставке и с первой категорией. Это премиальная система, и премии могут составлять существенную долю зарплаты. Особенно если ты поучаствовал в конкурсах, на мероприятиях с родителями. Но очень сильно, например, минусуют такие факторы, как заболеваемость и посещаемость детей. Они могут сожрать у тебя всю подработку.
Согласно ФГОС первый пункт целей и задач воспитателя гласит: «Сохранение и укрепление здоровья ребенка». Да, именно здоровье ребенка — самое главное. Но оно же не зависит всецело от педагога, правильно? Но именно этот пункт — главный критерий, когда речь идет о премии.
Я назову вам конкретные цифры. Если у меня за месяц ни разу не заболели дети, премия за отсутствие заболеваемости будет 3000 рублей. Если один ребенок заболел, премия по этому пункту будет 1500 руб. Два ребенка — 750 рублей. А больше двух — премии не будет. Такая же градация идет по посещаемости. Это абсолютно абсурдно. Получается, нам невыгодно отпускать детей в отпуск с родителями. Хотя, конечно, они должны отдыхать вместе с семьей.
То есть если в месяц у тебя заболело 3 ребенка и посещаемость ниже 85% от 21 ребенка, то ты недополучишь 6000 рублей премии.
Чтобы заработать эти 6000 рублей, ты должна будешь отработать весь месяц по 12 часов без напарника. То есть умереть на работе.
Это в прямом смысле экономия на зарплате воспитателя. Если все девочки работали по 12 часов, из каких денег им платить? Вот отсюда и платят: наказывают в одном месте, и ты восполняешь это переработкой, участием в конкурсах или подготовкой для садика каких-нибудь пособий.
Также строго наказывают за травмы в садике. Травмой считается все, что так назвал родитель: и синячок, и царапина. Он идет в медицинское учреждение, оформляет это, идет к заведующей. И начинаются объяснительные. У нас недавно только ослабили хватку по бытовым травмам. Раньше наказывали и за них: если ребенок дома получил травму, виноват воспитатель. Не провел работу с родителями, не объяснил, что тут опасно и там опасно. Отменили материальное наказание, но заставляют проводить беседы с родителями, учить, что от подоконников надо убирать табуреты и так далее.
Бывает, что чертыхаешься от работы. Но вот ты идешь на какой-нибудь городской конкурс со своими детками. Готовишь костюмы, песни, что-то делаешь, лепишь, изучаешь. И потом такое удовлетворение моральное. Может, мне, конечно, везло на детей и на родителей. А выпускной превращается просто в потоп слез, так не хочется расставаться. К трудностям привыкаешь, абстрагируешься. У меня всегда было стремление хоть что-то успеть детям дать, показать, что можно по-другому, можно не драться, не ябедничать, можно договариваться словами. Что можно жить по-другому, видеть, какие листики красивые, какие белочки симпатичные скачут.
Фото: cnycompguy / flickr.com
Нужно вернуть этой профессии уважение. К сожалению, сейчас мы в глазах родителей как гувернантки. Во ФГОСе есть это словосочетание «образовательная услуга». Между нами говоря, не люблю я этот ФГОС. Да, есть в нем инновационные, новаторские разработки, но они так коряво выполняются и преподносятся. И вот это слово «образовательная услуга» в глазах родителей как услуга и смотрится. А мне бы хотелось, чтобы в педагоге видели человека, который посоветует, подскажет, поможет.
Бьешься с инновациями, как селедка в бочке
Анна, стаж 11 лет, Пермь, Петербург:
— Сначала я работала в Перми, а сейчас уже четвертый год в Питере. Отличие огромное. Во-первых, это финансовый вопрос. Оклад, базовая часть, кардинально отличается в регионах. У меня оклад был 11 тысяч, плюс около 10 выходило всякими баллами. С недавнего времени появился профстандарт, в котором прописаны обязанности. Тогда его не было, но в должностной инструкции все было прописано. И если мы выполняем что-то сверх, идет стимулирующая надбавка. Например, если ты состоишь в какой-нибудь творческой группе, разрабатываешь комплексно-тематическое планирование, участвуешь в конкурсах педагогического мастерства, печатаешь статьи в электронных или печатных изданиях. Сверх обязанностей, в общем. За все это добавляются баллы.
Если брать общие зарплаты по Перми, 20 тысяч — это средняя зарплата. Но дело в том, что уровень жизни в Перми и в Петербурге отличается не сильно. Да, здесь дороже общественный транспорт и недвижимость, но в плане остального: продуктовых наборов, коммунальных услуг — все абсолютно то же самое. Сейчас у меня базовая часть — 39 тысяч. И те же надбавки получаются, еще тысяч на 10.
Но и наказания, безусловно, есть. Они всегда были, и в Перми, и здесь. Если какая-то серьезная травма у ребенка либо обоснованная жалоба от родителей, то часть баллов снимается. У кого-то 10 баллов снимают, у кого-то 30% — зависит от садика.
Что такое обоснованная жалоба? Например, ребенок упал, получил синячок. Родитель пишет жалобу заведующей и в департамент. Проводят внутреннее расследование. Если это действительно халатность воспитателя, жалоба считается обоснованной. А если это изначально вина родителей и они неправильно подобрали обувь или одежду, хотя это постоянно оговаривается, то это необоснованная жалоба. Это самый банальный пример.
Количество жалоб в каждой группе разное и зависит от отношений между родителями и коллективом, от того, насколько они доверяют друг другу. Где-то жалобы частые, где-то их практически нет. Очень индивидуально.
Что касается бумажек, в Перми был полный завал. Просто ужас, сколько там этой волокиты и бюрократии.
В Питере гораздо меньше. Планы, конечно, всегда были, есть и будут. Но само оформление этих планов в Перми необоснованно расширенное. Пишешь много лишнего. Например, те же цели, которые все и так указаны в методичках. Методички указаны как источники. Зачем еще это прописывать в планах? Составляешь кучу комплексно-тематических планов по разным областям, а потом все равно все это переписываешь в план на неделю. Тоже какой смысл? Писанина одного и того же по несколько раз.
Сложность работы в Перми еще и в том, что этот край является экспериментальной площадкой, все инновации кидаются туда. Не всегда они удачны, не всегда имеют положительный результат. И ты бьешься с этими инновациями, как селедка в бочке.
Завышены требования к образованию воспитателя. Оно должно быть обязательно высшее. Но, бывает, девочки приходят после колледжа, и они гораздо умнее и лучше, чем специалисты с высшим образованием. Тут, мне кажется, есть перегиб.
Самое сложное лично для меня — нехватка времени на оформление документации. Стараюсь больше времени проводить с детьми, играть, творить с ними. Бумаги мы можем оформлять, как удобно: можем в тихий час, можем дома ночью. Эти часы, конечно, не оплачивают. Вообще профессия педагога не нормированная. Но тут зависит от отношения. Я к этому отношусь спокойно и не вижу в этом проблемы. А для кого-то это может быть преградой.
Фото: Barbara Formica / flickr.com
Ответственность, конечно, колоссальная. Но если этого постоянно бояться, тогда остается только сидеть в офисе и бумажки перебирать. Но и там тоже ответственность. В любой работе она есть: где-то материальная, где-то моральная, а где-то уголовная. Я этой ответственности не боюсь.
Сейчас больше даешь самостоятельности детям, не довлеешь над ними, это уже не авторитарный стиль. Находишься рядом, сопровождаешь и не корректируешь, а просто подсказываешь, ищешь вместе. Например, ребенок не может построить замок. У него не получается, руки уже опустились. Ты подходишь и не даешь схему, как построить, а вместе с ним начинаешь рассуждать: «Что будет, если сделать вот так? А вот так? Тебе нравится? Давай попробуем еще».
Раньше так поступали только педагоги, творческие от природы. Они сами хотели так себя вести и применяли такие технологии в образовательном процессе. А сейчас нас к этому обязывает профстандарт. Я считаю, что это огромный плюс.
