Фото: Vlad Dumitrescu Многие нецерковные люди уверены: приходская жизнь — это что-то очень скучное, занудное и серое. А лучше — черное.
Елена Кучеренко
Бродим мы такие целыми днями своими крестными ходами, жуя на ходу свою траву. Зудим на церковнославянском о грехах и «гиене огненной». Бьемся синхронно лбами об пол и в унисон оплакиваем себя, всех вокруг и мир, который лежит во зле. Вериги, епитимьи и скрежет зубов.
А вот и ошибаетесь.
На приходах иногда кипят страсти похлеще, чем в миру. А уж персонажи какие при храмах обитают и истории происходят. Какие в здравом уме и не придумаешь. И позавидует им любой анекдот.
Вот из недавнего…
Суперчай для молодости
Есть у нас на подворье милейшая женщина. И мало того, что милейшая, она еще и прекрасно готовит. А главное — всех своими кулинарными изысками угощает.
И решила она однажды угостить местных православных христиан каким-то своим фирменным суперчаем. Так и сказала: «Суперчай, каких свет еще не видывал». Вкус тончайший, аромат изысканнейший, ингредиенты — загляденье. И для иммунитета с сосудами и женской молодости с фертильностью в придачу — самое то. На пользу для разных мужских дел тоже намекнула. А кто чай этот не оценит — тот вообще не гурман, а лох последний, ни в жизни в общем, ни в чаепитии в частности ничего не разумеющий.
Поколдовала она там над чайниками своими и давай разливать. Ну мы же, ясное дело, гурманы, а не лохи какие-то. Да и молодости с фертильностью хотелось бы. А мужикам — их мужских дел. Пьем этот божественный напиток, нахваливаем. Вкус, правда, странноватый. Кто-то откровенно давится. Но туда же — пьет и восхищается. Никому же посрамленным быть не хочется и уличенным в своей неразвитой вкусовой палитре.
Ну и я пью — глаза на лбу, прямо чувствую, как молодею.
И тут подходит ко мне эта кулинарно одаренная прихожанка. И на ухо тихонько:
— Ну как чай?
— Ой, прекрасно, божественно, восхитительно…
— А-а-а… А то я только сейчас поняла, что вместо кусочка имбиря туда чеснок потерла…
А вы говорите — скукотища…
«Вы куда с петухом?!»
Или прихожу я в наш храм, а мне и говорят:
— Лена, ты все пропустила!
— Что пропустила?
А пропустила я, оказывается, практически Гоголя с Зощенко.
В общем, XXI век в разгаре, Москва, Патриаршее подворье, белый день…
Заходит на церковный двор мужчина с петухом под мышкой — живым. Петух кричит, бьется и норовит улепетнуть. Дядька кроет его на чем свет стоит, совсем не христианскими словами. При этом — направляется с ним прямиком в храм.
— Вы что? Вы как? Вы куда с петухом?! — накинулись на него наши бабушки.
Ну тут их можно понять…
После многолетней работы с ними катехизаторов мирового уровня они только-только вот смирились с дамами в джинсах. Но петух — это уже выше их сил.
— Куда надо! — дерзко ответил мужчина и попытался прорвать бабуль-кордон.
Но те стояли, как скала.
Дядька продолжал тулиться со своей птицей внутрь, старушки не сдавались. А петух бился под мышкой и возмущенно махал на противников крылами, требуя уже определиться — туда или сюда.
Наши храмовые столетние бабушки не лыком шиты. Сильнее и выносливее людей в русских церквях, наверное, и нет. И в итоге мужчина отступил. Но на прощанье устроил подлую каверзу — взял и закинул петуха в клумбу в церковном дворике.
Петух орет, восторженная детвора орет, храмовые бабушки орут:
— Зачем вы его туда кинули?!
— А вы что, не знаете, зачем петух должен в храме прокукарекать? — ответил мужчина.
Развернулся и ушел.
Честно говоря, никто до сих пор не знает, зачем он должен был у нас прокукарекать.
А ловили петуха долго, задорно и всем подворьем. Это отдельная была картина, достойная пера поэта. Поймали и отдали нищим с паперти. Они там сами уже с ним разбирались.
Баран и бабка
Ну, что живого барана нам в качестве благодарности за блага Господни земные и небесные пожертвовали — это вообще мелочи.
Только баран этот, привязанный на заднем дворе, обделал всю детскую площадку, которая там же располагается. И практически до смерти напугал одну нашу храмовую бабушку.
Чтобы человек так быстро бегал в таком почтенном возрасте, я видела впервые. Причем бежала она к храму не просто, а крестясь и вопя: «Люди! Нечистая!»
Бабульку отловили, посадили на лавку, привели в относительно вменяемое состояние и, в ходе следственных мероприятий, выяснили следующее…
Старушка о баране до этого дня ничего не знала. На удивление, потому что орал он, как потерпевший. Особенно — под колокольный звон. Ну и пошла она выносить мусор на помойку, которая находилась в шаговой доступности от животного.
В общем, тащит бабулька свои помои и параллельно молится.
По ее словам, она в принципе всегда молится, даже во сне. Потому что сказано: «Непрестанно молитесь».
Как ей в спящем состоянии это удается, мы не знаем. Но верим на слово. И спит она, по ее же рассказам, в платке. Чему тоже никто не удивляется — издержки непрестанной молитвы.
Кстати, любимые ее молитвы, как мы, посвященные, знаем, — от нечистой силы. Потому что мир лежит во зле, кишмя кишит бесами, и православного христианина на каждом шагу подстерегают опасности, подводные камни и всяческие происки лукавого. Главное — не зевать, а то тут же вляпаешься. Ну, так эта бабулька считает.
Она и не зевала. Шла и молилась от нечисти всякой. А баран, будь он неладен, за кустом притаился. И аккурат в тот момент, когда бабуля закончила свое молитвословие и была уверена, что защитилась от всего падшего и злого, заблеял как прокаженный и высунулся из своей растительности.
Старушка развернулась, увидела орущую звериную морду и в ужасе издала такие звуки, что баран сам едва не начал читать молитвы от нечистой силы… А она, решив, что ее таки атаковали демоны, драпанула аки козочка со всех своих варикозных ног в сторону храма — в последнее свое убежище. Молясь, крестясь и стеная. И давая по ходу все возможные обеты.
Там мы ее и тормознули. И долго объясняли, что конец света еще не настал…
Нет, а с другой стороны, что ей было думать? Что в Москве в XXI веке по Патриаршему подворью разгуливает живой баран?
«Помяните Чапаева»
Бабульки в смысле всяких историй — вообще мои любимицы.
Одна подошла как-то к моей старшей дочери Варваре и, всучив шоколадку «Аленка», попросила помянуть Василия Ивановича Чапаева. Кстати, выглядела она примерно так же лихо и отважно, как и герой Гражданской войны.
Другая, не местная, не приходская, пришла как-то на Всенощную. Начала с того, что отругала нас всех, что мы ходим в обуви в храм. «А не как нормальные мусульмане». Это ее слова.
Закончив ругаться, бабушка сняла ботинки и ходила по храму босиком и в милых советских трениках. Благоговейно прикладывалась к иконам и кланялась. А потом опять начала всех ругать:
— Ну вот что вы сюда пришли?! Здоровья выпрашивать?! Не выпрашивать надо, а бегом заниматься! Как я! Вот вы занимаетесь бегом? А вы? Нет? А вот я — да!
И недвусмысленно указывала на треники. А мы молились и стыдились, что ведем нездоровый образ жизни…
А третья бабушка просто подставила моего большого друга отца А. Он долго в шоке пребывал потом. Дело было так…
Вдохнул батюшка и окаменел
Позвала эта старушка батюшку освятить ее деревенский дом. Сподобилась к концу жизни. Отец А. приехал, облачение привез, чинопоследование, кадило. Все как положено.
Хотел уже ладан свой в кадило насыпать, а старушка и говорит:
— Батюшка, не надо. У меня свой. Мне его с Афона привезли. Святой-пресвятой.
Ну раз пресвятой да с самого Афона, почему бы и не воспользоваться. Хуже не будет. Даже лучше.
Начали молиться. Разжигает отец А. этот ладан, освящает дом… Аромат божественный. И прямо кажется батюшке, что не здесь он, в этом старом деревенском доме, а на самом Афоне, где всегда мечтал побывать.
Плещут морские волны и горные речки… Ветер шумит в оливковых рощах… Щедро плодоносят виноградники… Бьют в било… Спешат на службу монахи… И он, он, отец А. с ними…
Но хватит мечтать, молиться нужно. Кладет батюшка еще ладан в кадило, чтобы вдохнуть в последний раз… И каменеет. Запах-то, запах…
— Даже произнести страшно, — говорил мне отец А. — Ими самыми… Чем? Да какашками…
Рассмотрел он поближе последний кусочек ладана. А это и правда — она самая… И обуял его настоящий ужас. Кощунство-то какое!
Стали выяснять… Оказалось, у старушки есть маленькая собачка. А за собачкой есть грешок. Любит она нужду прямо в доме справить. И никакие санкции на нее не действуют. А так как собачка маленькая и круглая, то и «нужда» у нее — маленькая и круглая.
Однажды взяла бабушка свой драгоценный ладан полюбоваться, понюхать, да и рассыпала. Поохала и начала собирать обратно в коробочку. И видимо, собачкину «нужду» зацепила. Слепая же. А ладан был в таком белом порошке, вот все и окрасилось. Ну и батюшка тоже не заметил, поместил в свое кадило, что не надобно.
Поскорбел отец А. несколько минут, что такое вытворилось — освятил дом собачьим тем самым… Ну и заново освящать начал. И с тех пор только своим ладаном пользуется — психологическая травма.
Правда, когда владыке в этом все каялся, тот аж до слез смеялся. Но строгий выговор для приличия сделал. А как же без отеческого назидания…
«И в церкви гастарбайтеры…»
Ой, да много всего могу вспомнить не банального…
Вот, например, гуляла я как-то у нас на подворье с коляской. Осень была, все в опавшей листве. И дворник наш, тогда еще Серега, замучился ее собирать.
Дочка спала, и я решила сделать доброе дело ради Христа. Взяла вторую метелку и давай мести.
Тружусь, радуюсь — какая я молодец. Богоугодным делом занимаюсь. Не то что другие православные ленивцы. Любо-дорого поглядеть. И тут заходит на подворье супружеская пара средних лет.
Нецерковных людей я вижу сразу, глаз наметан. Ну и замахала метелкой перед их носом еще ретивее — в качестве катехизаторской деятельности.
Мол, приличная женщина, прикинутая вся, «на лабутенах», а не гнушаюсь черной работой. Ибо так заповедано: «Кто хочет быть первым, будь из всех последним и всем слугою».
Смотрят они на меня, даже удивляются как бы. И тут женщина задумчиво произносит: «Надо же… И в церкви гастарбайтеры…»
Наверное, нужно менять стиль…
О том, что его и правда нужно менять, я убедилась потом не раз.
Стояла я как-то между службами опять же у нас в церковном дворе и пила кофе из чашки. А почему нет? Погода хорошая, народу мало. Пью себе, на солнышко щурюсь, не жду от мироздания никакого подвоха.
Идет мимо меня какой-то дядька. Притормозил, осмотрел задумчиво и высыпал мне в кружку мелочь. Приятно, конечно. Неожиданный заработок. Но в этот же день я купила себе новое платье. Красивое. Чтоб уж точно за нищую попрошайку не принимали.
Хотя и это меня не спасло. Буквально недавно одна наша храмовая старушка, когда я сняла у нее на глазах куртку и что-то сказала об афонских монахах, удивленно произнесла: «Да ты, оказывается, красивая и умная! А то ходит Бог знает что… Прямо подать хочется».
