Я очень хочу научиться прощать. Не просто делать вид, что ничего не было, а в сердце — нет-нет, да и всплывает давняя обида. И жалеешь себя, но и радуешься, что ты такая хорошая, добрая, сказала же: «Бог простит!» Эта маленькая история, которую мне рассказали — о настоящем прощении. Таком, которого, наверное, и ждет от нас Христос.
«Как можно так жить?»
— …Я плакала тогда, а Шурка обнимала меня и успокаивала, — говорила мне Света. — Не я ее, а она меня, понимаешь?!
Светлана — прихожанка близлежащего храма. Но иногда бывает и у нас на службах. А недавно выяснилось, что мы обе с детства живем в этом районе и в одно время учились в соседних школах. Это Света меня узнала. Я ее совсем не помню. Но она не обижается.
Зато помню я Шурку. Как оказалось, она училась со Светланой в одном классе. Жила где-то недалеко от меня.
Шурку сложно было не запомнить. Она всегда сильно хромала, видимо, ДЦП, и у нее что-то было с одним глазом. Мне, советскому ребенку, тогда это казалось чем-то страшным, диким и немыслимым. Как вообще можно ТАК жить — с хромотой.
Кто знал, что через много лет у меня родится дочь с синдромом Дауна и это вывернет мне душу наизнанку.
Сейчас я с облегчением думаю — слава Богу, что мы с Шуркой очень мало общались и она не чувствовала такого моего к ней отношения. Да и вообще — к теме инвалидности.
Есть еще одна вещь, которую я запомнила. Однажды я видела, как Шурка смеялась. Тогда — в детстве.
Это было зимой. Я бежала на свои занятия по фигурному катанию, а она шла навстречу.
Падал снег. И я вдруг увидела, как эта странная для меня девочка смотрела на снежинки. Она выставила ладонь, ловила их и смеялась.
Меня это очень поразило. Как она, такая, может еще чему-то радоваться и смеяться? Господи, стыдно-то как за себя!..
Сейчас прокручиваю в памяти наши редкие встречи и понимаю, что она всегда была какая-то легкая. С удивительно светлой улыбкой. Да, именно такое у нее было всегда лицо.
— Свет, ведь это правда, что она всегда была радостная, добрая такая? Или я это сейчас себе додумываю? — спросила я в тот день мою собеседницу.
— Да! Правда!
Дружный класс
Но я бы никогда и не вспомнила об этом человеке из моего детства, если бы не Светлана. А она все плакала и говорила, говорила…
Рассказывала мне, как недавно зашла к ним в тот другой храм хромающая женщина. Хотела заказать записки. Обычная история. А Света как раз помогала за свечным ящиком.
— Вот вам ручка, пишите, — сказала она. — Если нужно чем-то помочь — спрашивайте.
— Света, ты меня не помнишь? — раздался звонкий голос. — Как я рада тебя видеть!
— Шура?..
Когда-то они учились в одном классе.
Две женщины обнялись, потом сели в трапезной — благо пришла Светина сменщица. И говорили, говорили… Вспоминали свои школьные годы — так быстро и неумолимо ставшие далеким прошлым. Их класс — озорной, но дружный. Так его помнила Света.
— Здорово было, правда? — говорила Светлана Шуре. — Сейчас не так, сейчас все в телефонах и каждый сам по себе. А мы тогда — все вместе, да?
— Да, Светка, хорошо. Вместе, дружно, — улыбалась та. — А помнишь, как ты мне контрольную дала списать? Я так тебе была благодарна. Я бы «пару» получила точно. А как ты компот свой мне отдала?
Вспоминали строгую, с ног до головы «коммунистическую» учительницу по химии. Для нее слово «Бог» было как красная тряпка для быка. И все повторяла сакраментальное: «Космонавты летали и Его там не видели».
Удивлялись, что в храме встретились. Но что удивляться… Бог всех ведет к себе.
И, конечно, рассказывали о своей жизни сейчас. Светлана — о своей семье, о работе. Шура — о своей. Она вышла замуж за человека гораздо старше себя. Ребенка родила, хотя врачи были против. И все у нее отлично. Вот, к маме старенькой заехала в гости. Она так здесь и живет.
Договорились, что Шура еще скоро заедет в тот храм.
«А ты что, ничего не помнишь?»
Шура и заехала. Но до этого Светлана созвонилась еще с одной их бывшей одноклассницей, Ириной. Поделиться радостью — что встретила вот Шурку и как это здорово. Что прошлое вспомнили.
— Ир, а давай мы втроем пересечемся, хорошо же…
— Нет… Я не могу, не хочу, — помолчав, ответила та.
— Почему?
— Ты что, ничего не помнишь?
— А чего я должна помнить?..
После разговора с Ириной Светлана все вспомнила. Все, что почему-то ушло от нее. Осталось только счастливое детство.
Как пришла к ним в пятый класс худенькая хромающая девочка.
— Вот, дети, это наша новая ученица, — сказала классная руководительница.
И по партам прошел шепот: «Хромоножка…» И Светка с Иркой засмеялись.
Как играли всем классом в пионербол. А Шурка сидела на лавочке. Она тоже хотела, но команды отказались ее принять. И сама Света была против. Она хорошо играла и любила побеждать. И Шурка просто сидела и смотрела. И улыбалась. Чему?..
Как договаривались всем классом пойти гулять. А Шурка стояла рядом и слушала. И ее никто не звал. Ее как будто вообще никто не видел. Не было ее!.. И гуляла она с такой же никому не нужной, тихой и забитой Любой.
Как танцевали все на школьной дискотеке. Парами, на «пионерском» расстоянии. А Шурка сидела. Понятно — никто из мальчишек не хотел танцевать с ней.
— Ты зачем пришла, посидеть? — спросила ее Светка.
Да, именно она и никто другой. Первая красавица в классе.
Она это вспомнила!
— Так радостно же, — ответила та и улыбнулась.
Чему она улыбалась? За кого радовалась?
Как никто не хотел сидеть с Шуркой за партой. Засадили с ней Вовку-двоечника. Как будто в наказание.
Как на выпускном все обнимались, прощались, мечтали о будущем. Потом гуляли по городу. А Шурка пошла домой.
Нет, ее никто особо не обижал. Для них ее просто не было.
Школьные годы были счастливыми. Хорошо было, дружно. Для Светланы. Это и отложилось у нее в памяти. Но память эта жестока и коварна. Она умеет ждать. И однажды все забытое проснется в душе и сердце. И захочется закрыть глаза и опять все забыть…
«Прости меня, Шура!»
После того разговора с Ирой у нее не было даже сил позвонить Шуре, договориться о запланированной встрече. Она ее боялась. И на ее звонки тоже не отвечала. Что она могла ей сказать:
— Прости, Шура, я совсем забыла, что это у меня все было хорошо и дружно, а не у тебя… Потому что это не меня травили, а тебя… И мне казалось, что все классно. А теперь, спустя столько лет, я все вспомнила и поняла.
«Да, хорошо было, дружно, — вспоминала она Шуркины слова тогда в храме. — Я так тебе благодарна…»
И Света надеялась, что они больше не увидятся. И все опять как-нибудь забудется и пойдет своим чередом. Человек слаб…
…Через неделю Шура пришла в храм сама. Света как раз была там, опять за свечным ящиком.
— Светка, ты почему на связь не выходишь? — взволнованно спросила она. — Я так переживала! Думала — что-то случилось!
Светлана смотрела на нее и не знала, что сказать. А потом само выдавилось:
— Прости меня, Шура!
— За что?
Света пыталась объяснить, что она была глупым ребенком. И вообще — все давно забыла. И вот Ирка…
— Света, ты что? Я сама ничего не помню. Вот контрольную помню. Компот… Перестань! Все же хорошо!
Светлана плакала… Шура обняла ее и успокаивала:
— Все хорошо! Не плачь, ты чего? Знаешь… Приезжай в гости. Муж будет рад тебя видеть. И мама привет тебе передавала. И тоже зовет к себе.
Света собирается в гости к Шуре на следующей неделе. Договорились. А к ее маме у нее пока нет сил.
— Я все думаю, как я буду смотреть в глаза женщине, чей любимый ребенок был у нас изгоем. Знала ли она? Нет? Мысли путаются… Она будет рада меня видеть? Пока я не могу понять, как это возможно… Хотя, глядя на Шуру, светлую счастливую Шуру, которая видит вокруг только хорошее, я могу поверить, что так и есть.
Любить мир, который поставил тебя на обочину
Я слушала этот рассказ Светланы и все думала.
Я вспоминала Леху-дурака, над которым мы смеялись нашей дружной компанией. И он ходил один, со своей собакой… Сейчас я понимаю, что он был болен, а никакой не дурак.
Потом я встретила его у нас в храме. И готова была провалиться со стыда. А он смотрел на меня и радостно улыбался. И угощал конфетами моих детей. Он был рад мне, понимаете? Мне, которая когда-то кричала ему вслед: «Дурак!»…
Я вспоминала кубинку Анну-Марию, которая училась в нашей посольской школе в Греции. Девочку с ДЦП, с которой никто не дружил. И я тоже. А она нас любила и была нам всегда рада…
Я думаю об этой Шурке и вспоминаю, как удивлялась — как вообще она может жить вот такая и еще чему-то радоваться.
Я думаю о своей Маше с синдромом Дауна. Которая родилась четыре года назад и перевернула мою жизнь. И каленым железом отпечаталась в душе боль и Лехи, и Анны-Марии, и всех таких детей и их родителей. И захотелось изменить мир. Мир, который мне когда-то казался нормальным. Потому что нормально было у меня. И я ничего не помнила!
И я думаю о себе. С тоской, с горечью.
Я много пишу о любви. Что нужно жалеть, прощать, видеть в людях хорошее. А задень меня, копни, и поднимается внутри волна негодования: «Обидели! Меня!» И помню это годами. Даже если человек попросил прощения. Нет, я простила, конечно, но помню.
Думаю, как целуемся мы троекратно в Церкви на Прощеное Воскресение: «Бог простит! И я прощаю!» Ждем этого дня, когда положено просить прощения и прощать. И поэтому сделать так легко. Сложно в обычный день. Там не ритуал, там честность перед собой, другими и Богом.
И думаю, что вот человек — Шура. Который не просто умеет прощать по-настоящему. А даже не помнит и не видит зла. И улыбается миру, который для нее прекрасен. Мир, который когда-то поставил ее на обочину, но она этого даже не заметила. Она заметила, что Света поделилась с ней компотом.
И я тоже хочу научиться так. Получится ли? Вряд ли. Это великий Божий дар избранных. Но это именно то, чего ждет от нас Христос!