«Первыми — монашествующие!» — инокиня отодвинула в сторону мальчика, который еле стоял на ногах, и подошла к батюшке за Дарами. Но священник строго сказал: «Сначала мальчик!» Елена Кучеренко рассказывает случаи, когда священнослужители не придерживались канона ради милосердия. И какую реакцию это вызывало у прихожан.
Елена Кучеренко
«Мальчик, отойди! Первыми — монашествующие!»
Мы с дочками стояли в монастыре в очереди к Чаше.
Было воскресенье, народу много. У амвона толпились дети, какие-то два мелких «брата-акробата» даже умудрились прямо там подраться. Следом — взрослые. Тут же — монашествующие.
Я держала на руках нашу Машу с синдромом Дауна. Священник долго говорил проповедь (перед Причастием), дочка устала и начала капризничать. И у меня уже «отваливалась» спина.
Перед нами, самым первым к Чаше, стоял мальчишка, который почему-то постоянно на меня заваливался. Я кое-как держала равновесие, но, в свою очередь, невольно опиралась на сзади стоящих, и все мы совсем не к месту раздражались.
Откуда-то из-за моей спины к этому мальчику постоянно тянула руки его мама, дотрагивалась до его плеча и все повторяла:
— Потерпи! Скоро уже!
А я про себя думала, что хорошо бы он пропустил нас с Машей, ведь у меня позвоночные грыжи и ребенок-инвалид. Но молчала.
Наконец, вынесли Чашу. Мальчишка подался вперед, и тут сбоку раздался голос:
— Отойдите, первыми — монашествующие!
Это была какая-то инокиня…
— Мальчик, отойди! Монашествующие, — повторила она, протискиваясь вперед.
Нас качнуло в сторону. Мальчишка начал отходить, и только тогда я заметила, что он сильно хромает, переваливаясь с ноги на ногу.
И на ногах этих у него какие-то железки. В толпе как-то не обратила внимания.
«Спина бифида, — охнула я про себя, — теперь понятно, почему он заваливался».
У нас в воскресной школе в московском храме был такой мальчик, Коля. Поэтому я знаю, что это за болезнь.
Я не буду рассказывать, что в очередной раз подумала о себе. Это и так понятно. Пока я краснела, зеленела и пыталась отодвинуться, чтобы мальчику было удобнее, священник вдруг сказал:
— Сначала мальчик! Потом женщина с девочкой на руках!
Это я, значит…
Мы все растерянно посмотрели на монахиню, которая уже почти раскрыла рот для принятия Даров и так и замерла, тоже не зная, что делать… Но священник был неумолим:
— Как тебя зовут, мальчик?..
Причастил его. Потом нас с Машей… Я спустила дочь с рук (спину скрутило окончательно), и они с пацаном примерно одинаковой походкой заковыляли за запивкой. Я — поползла следом. И тут раздался испуганный шепот какой-то женщины:
— Господи! Монашествующих первыми не причастили! Где это видано… Что теперь будет-то?
И испепеляющий взгляд. Одним глазом — на нашу живописную троицу, еле передвигающую ноги, другим — на священника, покусившегося на святое. А он, как ни в чем не бывало, уже причащал ту монахиню. И что-то ей потом тихо сказал. Я не слышала.
«Все должно быть по чину»
Маленькая сценка, но она всколыхнула мои давно спящие пласты подсознания.
Насчет того, что монахи должны причащаться первыми, я не спорю. Особенно в монастырях. Это их дом, как-никак. Туда миряне со своим самоваром не ездят. Наверное, на этот счет есть какие-то богослужебные и святоотеческие указания, я, честно, не знаю.
Монахиня, как и я, собственно, могла не обратить внимания, что у мальчишки проблемы с ногами. И не понимать, что мне и другим мамам тяжело держать детей. Она сама бездетная и наших проблем не разумеет. Должна по правилам идти первой и шла.
Но что такого жуткого увидела та женщина с ее шепотом? Что страшного должно случиться из-за того, что священник немного отошел от правил и причастил первым мальчика с больными ногами? И меня с Машей пожалел. Почему то, что батюшка поступил по Любви, вызвало такой священный трепет: «Все пропало! Конец света! Какой ужас! Монашествующая не первая! Что будет, что будет!»
Я правда не понимаю…
Тут в памяти всплывают сценки с нашего столичного прихода.
— Что вы?! Куда вы?! Мужчины первые! — грудью отодвигает народ от помазания ветхозаветная бабушка.
Если бы она молча пропустила перед собой одного-двух мужчин, потом прошла сама — это было бы прекрасно. Смиренная бабушка.
Но она никуда не спешит и стоит до последнего, широко расставив руки, чтобы ни одна другая падающая старушка не просочилась. Пока ровными рядами не пойдут к этому помазанию молодые, пышущие здоровьем, розовощекие мужчины.
Старушки еле стоят, опираясь на свои палки, дети вопят на руках, кому-то там уже плохо. Но благочестивая женщина упорно выполняет свой, непонятно кем порученный ей, долг. И какой-то здоровяк даже благодарит ее:
— Спасибо, бабушка, все должно быть по чину.
По какому чину? Кто его придумал? Неужели кто-то правда придумал, что здоровый мужик должен переть впереди больных, немощных, проживших другую жизнь старых женщин, которые чудом нашли в себе силы доползти до храма?
Какой смысл для той бабушки мучить других, таких же, как она, старушек? Неужели это — благочестие? Что такого духовного она с этого имеет?
Я, честно, не понимаю. Но это, наверное, как с коврами, на которых стоят священники. Не знаю, кто придумал, но страшнее, чем мирянину наступить на него — греха нет. И так же защищает их, ковры эти, та женщина:
— Вы что?? Вы куда наступили?! Что теперь будет?!
А что будет-то? Объясните толком.
«Мужчины первыми! Это канон!»
Или вот еще случай.
Это давно произошло. Был будний день, потому что народу пришло немного. В воскресенье у нас обычно давка. И чуть в стороне от всех стояла молодая женщина с сыном в коляске.
Таких детей видно сразу. У нас недалеко Центр Димы Рогачева, где малыши лечатся от онкологии. Иногда их выпускают погулять, и они приходят к нам в храм. И этот ребенок явно был из них. Худенький, бледный, в маске, с лысой головкой. И такая же худая, бледная и измученная мама.
Она стояла в стороне, наверное, чтобы малыш ее случайно ничем не заразился. Тут ее можно понять. А когда вышел священник для Причастия, взяла сына на руки и пошла с ним первой.
— Подождите, сначала мужчины! — сказал ей вдруг один здоровяк мужеского пола.
Но то, что мужеского, сейчас уже с уверенностью утверждать не могу. Мужчины в моем представлении так себя не ведут.
— Но нам причаститься и уйти, — тихо попросила мама.
— Мужчины первыми! Это канон!
Какой канон? Кто его выдумал? Что взрослый мужчина должен отодвигать женщину со смертельно больным ребенком. Понятно, что она хочет быстрее причастить и уйти. Потому что ему опасно находиться среди людей. Да и держать его тяжело. Но нет! Важнее любви какой-то «канон», суть которого не ясна никому. И есть ли он вообще?
— Женщина! Проходите! — строго сказал наш батюшка.
Она причастила сына и ушла. А священник потом на проповеди пытался донести, что к немощным, к детям, к старикам, к слабым нужно иметь сострадание.
Это важнее и дороже Христу, чем «мужчины первые, потому что Бог создал их главными».
— Главное — это любовь! — пытался достучаться батюшка.
Все мы согласно кивали… Но на следующей же службе опять кто-то сказал: «Стойте! Мужчины первые!» И так же стояли из последних сил старушки, мамы с младенцами, больные… Пока стройными рядами шли мужчины.
Что там понимает в христианстве тот батюшка…
