В прошлый раз я обещала рассказать, почему моего друга Маркушу, бывшего вора-рецидивиста-карманника по кличке Филолог, прозвали еще и Чудотворцем. Держу слово.
Елена Кучеренко
Покаявшийся разбойник
Случилось это на самой заре его воцерковления. Сейчас он — рабочий на подворье у отца Евгения, моего знакомого батюшки, и волонтер его богадельни. Женатый и степенный мужчина. Поговаривают, что вот-вот станет завхозом.
А тогда, придя в храм, он только-только завязал со своим криминальным прошлым. Завязал искренне, прочитав взахлеб за пару ночей Евангелие, которое подарил ему отец Евгений (а читать Марк любил, отсюда и Филолог). Он безудержно обливал слезами строки, где умирающий на кресте Иисус обещал разбойнику райское блаженство, и представлял, что Он это ему, Маркуше, обещал… Перечитывал и опять рыдал.
— Батюшка, а правда, первым в рай вошел разбойник? — бегал он потом за отцом Евгением. — Вот прям в натуре?
— В натуре, в натуре…
— Ништяк!
— Не «ништяк», а «Слава Тебе, Господи!». Ты, Марк, за базаром-то следи, — пенял ему батюшка.
— Ты же теперь — православный христианин. На тебя люди равняются. Филолог опять же… Отучайся от своих блатных словечек.
Марк за базаром следил. Тем более, что отец Евгений доверил ему мести церковный двор. А все знают, что дворник — первое лицо в организации. Он людей со своей метлой встречает, он же и провожает. По нему о храме судят.
Маркуша со знанием дела рассказывал приходящим, какому святому и в какой нужде поставить свечки, как правильно написать записку, когда заказать сорокоуст и где можно найти отца Евгения. А лучше его вообще не беспокоить. Он, Марк, все не хуже батюшки знает.
Но нет-нет, да и проскакивало:
— Отец Евгений, вас там чувырла спрашивает…
— Марк, сколько раз тебе говорить! Не чувырла, а Параскева Семеновна!
Но это все мелочи! Главное, что покаявшийся разбойник очень старался. Исповедовался, причащался, бородку отпустил. И клялся Богу, батюшке, себе и всем вокруг, что началась у него новая жизнь — сугубо христианская. Где — ни воровства, ни кичи, ни пьянства, ни печали, ни воздыхания, а лишь одно сплошное спасение души.
«Богородица пришла и к дурам»
Как раз в те его неофитские дни привезли в храм икону Божией Матери. Известную, чудотворную. На несколько дней. Отец Евгений для этого долго ходатайствовал, молился, к владыке с прошениями ездил: «Много у меня стареньких прихожан. Есть и многодетные, и немощные. Не многим под силу паломничества. А люди мечтают к святыне приложиться». И, наконец, с Божией помощью и по благословению владыки все сложилось.
Когда икону привезли, отец Евгений велел не закрывать церковь ни днем, ни ночью. И шли к Богородице люди со своими бедами, мольбами, слезами. У кого-то муж пьет и бьет смертным боем. У кого-то ребенок умирает, а врачи ничего сделать не могут. У кого-то родить не получается. Кому-то просто тошно и жить уже не хочется, и приполз он сюда из последних сил.
Фото: tatmitropolia.com
Уходили утешенные, с надеждой и благодарностью. А через время кто-то даже свидетельствовал о чуде.
Многим в память врезалось, как к этой иконе пришла Машка — местная дурочка. Ей было лет шестьдесят, а все ее так и звали — просто Машкой. Вела она себя, как ребенок. И умом там и застряла — в далеком детстве. Отец Евгений и причащал ее, как маленькую — без исповеди.
Машке очень нравилось в храме, и она проводила там целые дни. И очень любила Богородицу. Когда привезли ту икону, Машка встречала ее вместе со всеми и смеялась — громко, неуместно. На нее шикали, а она заливалась.
— Не трогайте Марию, — сказал отец Евгений. — Пусть радуется.
В храме уже, когда выстроилась очередь, к святыне подошла важная, модная и очень душистая дама. Машка почему-то начала дергать ее за рукав и так же смеяться. Наверное, делилась радостью.
— Отстань, дура! — со злостью выпалила женщина. — Уберите ее кто-нибудь.
Это услышал отец Евгений.
— Богородица пришла и к дурам, — сказал он. — Да и не дура она совсем.
Дама опешила, но больше опешила Машка. Она посерьезнела, встала перед иконой на колени, поклонилась Той, Которая пришла и к ней, к местной дурочке, и тихонько отошла в сторону.
Ее тогда обнял за плечи Маркуша и гладил, как бы успокаивая. Почему? Кто знает. Но как-то это было очень по-Божьи. Разбойник и дурочка, обнявшись, стоят перед Богоматерью с Младенцем на руках. И греются в Их Любви.
«Крепко фраера приперло»
Тут бы и сказочке православный счастливый конец. Но хитер лукавый. Поставил подножку, где не ждали. Где, казалось бы, и сделать это невозможно.
Увидел Марк, как люди в кружку рядом с иконой денежки свои кладут. Кто немножко, но копеечка рубль бережет, кто побольше. Женщина та душистая солидную купюру пожертвовала. И долго гипнотизировала Богородицу своим пристальным взглядом. Потом еще купюру добавила, чтоб уж наверняка. Дядька какой-то в перстнях такую пачку банкнот достал, которую наш герой только в кино видел. «Видно, крепко фраера приперло», — ухмыльнулся Маркуша.
И взыграло в нем неукротимое жульническое вдохновение, которое, оказалось, никуда не делось, а лишь притаилось до времени. Ему бы тоже подойти к Матушке Богородице, помолиться, попросить избавить его от искушения… Но вместо этого созрел в Марковой литературно подкованной голове коварный творческий план.
И вскоре исчез из этого храма дворник и любитель филологии Марк. А в соседнем городке возник «афонский блаженненький иночек Алешенька».
Ну вы уже поняли…
Старый подрясник, скуфейку и четки Марк «подрезал» еще в храме у отца Евгения. Стыдно, конечно, — батюшка столько добра ему сделал. Но ими все равно давно никто не пользовался. И объявился он не просто, а с «чудотворной» иконой Богородицы. Ни больше ни меньше. Конечно, не с той, не из храма отца Евгения — украсть ее у Марка все же духу не хватило. А с обычной, купленной в церковной лавке у отца Евгения. Пошкрябал ее только для вида, старинности придал. И колечек с блошиного рынка на цепочку к ней привесил — типа от благодарных христиан.
Афонские старцы и Богородица из тонкого сна
Блаженненький инок Алешенька (давайте теперь так его называть) старался приходить в храмы не во время служб — чтобы не нарваться на священников. У попов какой-никакой, но жизненный и духовный опыт имелся. Монаха от прохиндея они, в большинстве своем, отличить могли.
Свои «иноческие» стопы направлял блаженненький прямиком к храмовым бабулям. Он еще у отца Евгения понял, кто в церквях «рулит». И теперь безошибочно определял, кто из «Божьих одуванчиков» здесь в авторитете.
Сначала корочку хлеба смиренно просил, чтобы контакт наладить: «С пути я, изголодался весь». Это бабушек располагало к нему молниеносно. На то они и бабушки — дай только шанс какого-нибудь «внучка» накормить и напоить.
Фото: samepar.ru
А потом, под их умиленными взглядами, уплетая за обе щеки пироги и прочую снедь, рассказывал им Алешенька леденящую кровь историю. О том, что афонские старцы и Сама Богородица из тонкого сна благословили его на нечеловеческий подвиг: идти пешим и без копейки в кармане по землям русским, украинским, а если выживет — и басурманским. И осчастливливать православный (и не только) народ прикосновением к великой и чудотворной святыне.
— …Ибо предсказывают эти тайные старцы времена грозные, последние. Войны и потрясения. Холод и голод. Потопы и засухи. Болезни и эпидемии. Поголовное чипирование, вышки всякие и прочий апокалипсис. И даже финансовый кризис. И только Она, Божья Матерь, может всех нас спасти! — тихим и трагическим голосом изрекал Алешенька.
Таких историй он еще в храме у отца Евгения от тех же бабушек наслушался.
Для убедительности «инок» потрясал над головой своей иконой. И доверительно добавлял:
— А также Богородица эта может решить любую вашу бытовую проблему. И чудесам этим я не раз сам был свидетелем, путешествуя с ней по городам и весям.
При словах «чудеса», «пророчества», «знамения», а в особенности «чипирование», старушки вообще таяли, как воск в руках Маркуши. Лепи из них, что хочешь. Он и лепил:
— А еще на Афоне с небес спустился святой отрок Питирим и сказал, что тем, кто принял РНУКПП, на мытарствах сидеть в холодильниках.
РНУКПП — это украинский аналог ИНН. Какой отрок? Почему в холодильниках? Где вообще Афон и где РНУКПП? При чем здесь чудотворная икона? О том бабушки не заморачивались.
Одна только, с хитрыми смеющимися глазами, которая с самого начала доморощенному иноку разные провокационные вопросы задавала, спросила с улыбкой:
— А холодильники какой марки?
Но товарки возмущенно замахали на нее руками:
— Умолкни, кощунница! Святой человек серьезные вещи говорит! А тебе лишь бы хиханьки да хаханьки!
И чем бредовее были Алешенькины «пророчества», тем с большим доверием и любовью к нему относились. Парадокс православного сознания… Не только кормили-поили, но и спать норовили уложить. Чтобы на следующий день опять блаженненького допрашивать на предмет последних времен и козней антихриста. Но он кротко отказывался:
— Ускорился времени бег! Близок конец. Надо успеть по всем землям пройти и всем все рассказать, обо всем предупредить и всех к иконе приложить.
«Да что он понимает, этот настоятель!»
Весть об иноке, иконе и холодильниках быстро передавалась по местному сарафанному радио. И спешили доверчивые люди приобщиться к неземному. И старушки, и молодые женщины, и даже мужчины. Не только «ролевики» с окладистыми бородами, склонные ко всякого рода безудержному активизму и домострою, но и вполне себе современные дядечки.
Молили Богородицу отсрочить последние времена, чипирование, поголовное РНУКПП и морозильные камеры. А также помочь в более насущном: зарплату повысить, машину купить, дочку замуж выдать… И, благодарные и растроганные, совали Алешеньке деньги.
— Спаси Господи! Спаси Господи! — скромно говорил он, как бы даже отказываясь. — Сам-то я сугубый бессребреник. Но разве что сирым, убогим, нищим и больным раздать…
Фото: media.elitsy.ru
Иногда об этом узнавали настоятели. И гнали «афонского инока» взашей. В одном только селе такой же ушлый попик, почуяв выгоду, предложил устраивать перед «чудотворной» молебны с акафистом и всякое другое водосвятие. Ему — выручка (на благие дела, естественно), а Алешеньке — ночлег и еда. Тем более, что он сам «анонсировал» себя как бессребреник. Но иноку такая перспективка не глянулась.
Но это один раз только. Другие грозили Алешеньке милицией и разными небесными и земными карами. На это он с чувством оскорбленного достоинства отвечал:
— Если кто не примет вас и не послушает слов ваших, истинно говорю вам: отраднее будет земле Содомской и Гоморрской в день суда, нежели городу тому… И вообще, много званых, да мало избранных!
Это он в храме у отца Евгения подслушал. И после этих слов гордо удалялся.
— Да что он понимает, этот настоятель, если сами старцы говорят, — недовольно шептали бабульки.
И спешили догнать Алешеньку, чтобы в последний раз приложиться к спасительной иконе. И сунуть гонимому пирожок, копеечку или купюрку.
«Очнулся, милок?»
Зарабатывал Алешенька неплохо. А в отдельные дни вообще прекрасно. Не только одеться, покушать и комнату снять хватало, но и кутнуть даже.
Однажды, на радостях, что сорвал удачный «куш», блаженненький крепко выпил в каком-то затрапезном провинциальном ресторанчике на окраине какого-то Богом забытого городка. А пить ему категорически было нельзя — в завязке он был. Но не сдержался. Наклюкался и решил осчастливить соседний стол, где гуляла шумная и веселая компания.
— Плачу за все! — сказал, пошатываясь. Для убедительности взмахнул веером мятых купюр — в одном фильме подглядел.
И потащил танцевать какую-то девицу с перманентом. А она пьяно хихикала, делала какие-то невообразимые па и наступала на него вываливающимся из декольте огромным бюстом. Или это ему просто с пьяных глаз привиделось.
Но это последнее, что Марк помнил. Что случилось дальше — никто не знает. Но очнулся он в больнице весь в каких-то трубках — в палате с обшарпанными стенами, по которым ползали огромные тараканы. Без денег, без документов и с ножевым ранением в бок. Врачи сказали — смертельным.
Кто его так и за что — до сих пор не известно. Может, та компания, может, кто-то другой.
Марку было очень плохо. Он то открывал глаза, то опять проваливался в какой-то странный сон. Зашла медсестра, наклонилась над ним… В какой-то момент Маркуше показалось, что это та девица из ресторана. Он застонал и в ужасе попытался отодвинуться.
— Очнулся, милок? — раздался скрипучий голос.
А, показалось.
— Ну, наконец-то. Мы думали, и не выживешь. Родные есть?
— Родные? Отец Евгений…
Маркуша-чудотворец
На следующий день батюшка уже сидел у постели умирающего Марка. А тот еле слышным голосом рассказывал ему про свои похождения. Отец Евгений только охал и все повторял:
— Да как же ты мог, как посмел? И Бога обмануть решил, и людей? Эх ты, Маркуша-чудотворец! Хорошо хоть, заявления никто не написал. Сидеть бы тебе с твоим прошлым, не пересидеть. Хотя что — «хорошо»? Теперь вот — с продырявленным боком.
Марк плакал. Он не хотел умирать. А если умирать — то только прямиком в Царствие Небесное.
— Батюшка, ну вы же говорили, что первым в рай вошел разбойник. Ну в натуре же…
— Так то — покаявшийся разбойник, а не мошенник с иконой… В натуре…
— Так я — покаявшийся.
Отец Евгений только вздыхал — надолго ли.
Из домика на окраине, который Маркуша снимал за копейки в этом городке, отец Евгений принес его вещи. Да и вещей-то там было: старый подрясник со скуфейкой, четки и та икона Богородицы.
— Вот! Проси у Нее прощения! — сказал батюшка. — И молись, чтобы спасла тебя, дурака!
— Так она ж не чудотворная! — удивился Марк.
— Чудотворная, не чудотворная… Божья Матерь это!
— Так, может, Она и тем людям помогла, которые перед Ней молились?
— Может, и помогла… Ради веры их. А ты — кайся. Тебя это не оправдывает.
Пройдет немного времени, и то тут, то там будут рассказывать удивительные истории. Как ходил по храмам инок Алешенька с чудотворной иконой. И вот, у бабы Мани сын пить бросил. А у Любки муж вернулся. А у других дочка поправилась… Правда или нет? Кто знает.
Но что не сделает Богородица и Господь ради слабого, обездоленного человека по вере его? Пусть смешной, глупой, детской совсем, но искренней.
Но это потом. А тогда Марк молился. Молился и отец Евгений. Истово, горячо. Изо дня в день. Исповедовал свое неразумное чадо, причастил, соборовал.
И случилось чудо! Настоящее. Выжил Марк. И над ним сжалилась Божья Матерь.
«Да ладно языком-то чесать»
И через какое-то время Маркуша уже будет пить чай в сторожке у отца Евгения. И с гордостью рассказывать всем эту историю. Привирал, конечно, как же без этого. Творческий ведь человек. Но отец Евгений его одергивал: «Да ладно языком-то чесать… Филолог».
С пьянством он с тех пор окончательно завязал. Чаще стал ходить на службы. Исповедовался, причащался. Так же мел церковный двор.
От него не отходила Машка-дурочка. Пока жива была… Качала головой и пальцем грозила, как дети делают: «Ай-яй-яй…» Как будто сокрушалась: «Что ж ты, Марк, учудил-то такое».
Когда Маркуша впервые появился после больницы, она с радостным смехом схватила его за руку. Обняла, в храм потащила. На иконы показывала и лопотала что-то. А что — никто не понял.
Но стояли они, обнявшись, — дурочка и вор-карманник, а теперь и мошенник. А на них смотрели Божья Матерь со Христом, святые. И, как и раньше, грели их своей любовью.
***
…Я услышу эту историю через много лет после всех событий. Когда познакомлюсь в той же сторожке со смешливым, разговорчивым мужичком по имени Марк. И узнаю, что это бывший вор-рецидивист. Не удивлюсь — вокруг отца Евгения постоянно роятся такие персонажи.
Мы подружимся, и Марк мне расскажет о своих невероятных приключениях. Что из этого правда, а что — его творческий вымысел, обросший со временем самыми невероятными подробностями, я доподлинно сказать не могу. Но отец Евгений нет-нет, да и пошутит над ним: «Маркуша-чудотворец». По-доброму. Верит он в свое необычное чадо. И тот очень старается это доверие оправдать. По крайней мере, со времен той истории больше не «чудодействует».
