Есть в жизни истории, которые невозможно писать от первого лица, проще спрятаться за чье-то имя и смотреть на ситуацию словно со стороны, иначе совсем больно. Хотя из своего сейчас, зная много про семейное устройство, про работу с неблагополучными семьями, я так и не могу ответить себе до конца: можно ли было (и как?) спасти девочку, вырвать ее из порочного круга… Но чувство вины, что, видя чужую беду, ты в итоге проходишь мимо, чуть покрасовавшись в своих «хороших порывах» — не оставляет…
Чтобы добраться домой из школы, нужно потолкаться в переполненном троллейбусе, среди уставших, раздраженных людей, готовых взорваться по любому поводу. Душно и влажно: на улице дождь и втискивающиеся в автобус — в мокрой одежде, капли со сложенных зонтов попадают на колготки. Хорошо, что выходить на конечной и тебя просто вынесет потоком.
Еще немного, пройти через небольшую рощицу, обходя лужи, напоминающие небольшие озерца, это уже совсем просто, да и дождь уже кончился. Алина мечтала, как откроет дверь квартиры, отбросит сумку, потом на кухню, разогреть приготовленный мамой борщ и усесться с книгой. Уже неделю она ныряет в «Братья Карамазовы», забывая обо всем на свете. В окнах с незадернутыми шторами будет отражаться уютная кухня, а сама Алина окажется уже не здесь, а в другом мире: книги захватывали обычно ее целиком.
В подъезде пахло смоченной пылью — видимо, недавно мыли пол. Было жалко наступать на еще чистые ступени, на которых сразу же оставался узорный отпечаток подошвы.
Между первым и вторым этажом на лестнице сидела шестилетняя соседка Оля из квартиры, располагавшейся над той, в которой жила Алина с мамой.
И так маленького роста, она сжалась в комок и пыталась съежиться еще больше, как будто думая, что, если она станет совсем крошечной, все плохое, что есть в ее жизни — отлетит, переставая вмещаться.
— Ты чего тут сидишь? — спросила Алина, уже зная ответ. Вчера вечером бабушка Оли, Тамара, спускалась к ним, чтобы вызвать милицию. Вызывала странно. Как только на том конце провода подняли трубку, она запричитала: «Милиция, это я, Тамара». Понятное дело, что пришлось перезванивать, теперь уже маме Алины.
Они втроем были очень похожи: старшая, Тамара, ее дочь Диляра и внучка Оля. Маленького роста, черноволосые, хрупкие. От старших часто пахло алкоголем. Если в подъезде появлялся незнакомый мужчина, то наверняка он шел к ним. За весельем. Как проходило веселье, Алина слышала — звукоизоляция в доме не очень, и сверху доносились то песни, то ругань, то звуки побоев, то ритмичное поскрипывание с соответствующими стонами. Периодически, когда очередной посетитель распускал руки, Тамара прибегала к соседям — вызвать милицию.
Это был другой мир, располагавшийся вроде близко, но параллельно с уютным Алининым миром — с заботливой мамой, с книжками, мягкими игрушками, выставками, сейшнами, мыслями о поступлении в институт, встречами с друзьями, на которых обсуждались Шопенгауэр, Толкиен и Гребенщиков.
Плачущая в подъезде Оля разрушала эту параллельность.
Как может существовать эта трепетная ласковая девочка в той вселенной, где есть пьяная ругань и скрипящий диван, Алина представить не могла.
Алина присела рядом на ступеньку и, понимая, как бессмыслен ее вопрос, все-таки повторила:
— Ты чего тут сидишь?
— Гости дерутся.
Алина помолчала, а потом предложила:
— Пойдем вместе пообедаем, — девушка мысленно вздохнула, что «Братьев Карамазовых» придется отложить.
Оля встала, и Алина увидела, что она в старой, ее, Алининой, розовой куртке, которую она носила лет шесть назад и терпеть не могла. Но с мамой не поспоришь, раз купила, да еще дорогую, импортную, значит — носи. И как же девочка радовалась, что быстро выросла из нее! Недавно разбирали вещи и ненужные, уже несколько лет пылившиеся в шкафу, относили на помойку. И вот теперь куртка оказалась на Оле. Она была ей сильно велика, ниже колен, из-под куртки торчали тоненькие ноги в высоких же, не по размеру, сапогах.
Пока раздевались, мыли руки, пока грелся на плите борщ, Оля успокоилась. Она сосредоточенно смотрела, как Алина разливает по тарелкам суп.
После обеда Оля уже болтала без остановки:
— А это у тебя что? А можно потрогать игрушечного медведя? Кота поглажу? Попугай умеет говорить?
Девочка казалась Алине феей из сказки — маленькая, худенькая, огромные темные глаза…
Фея в одежде не по размеру, с удивлением и любопытством смотрящая на мир, а еще с надеждой, что он откроет ей свою хорошую, светлую сторону, которой она пока как-то не видела.
Алина попыталась читать ей детскую книжку, но Оле с непривычки было трудно сконцентрироваться и слушать. И это казалось Алине странным: она в шесть лет сама уже читала взахлеб, а слушать, как читает мама, любила чуть не с рождения. Но она никаких причинно-следственных связей не наблюдала и была уверена, что любовь к чтению — это присущее всем людям врожденное качество.
Оля стала заходить к Алине. Иногда, когда та была дома. Они болтали, ели пирожные, купленные Алининой мамой. Алина даже как-то подарила девочке маленького кислотно-розового мишку, купленного в киоске на остановке.
«Братья Карамазовы» были прочитаны, Алина порыдала над речью Алеши у камня на похоронах Илюши, ей хотелось всех любить, обнять весь мир… Она несколько раз произнесла вслух эти строчки: «…а вот какое-нибудь этакое прекрасное, святое воспоминание, сохраненное с детства, может быть, самое лучшее воспитание и есть. Если много набрать таких воспоминаний с собою в жизнь, то спасен человек на всю жизнь. И даже если и одно только хорошее воспоминание при нас останется в нашем сердце, то и то может послужить когда-нибудь нам во спасение».
Ей казалось, что ее редкие встречи с Олей, чтение книжек, рассматривание альбомов Боттичелли, Леонардо да Винчи и станут тем важным воспоминанием, которое перевесит все то, что планомерно и так усердно преподносилось Оле дома…
Жизнь Алины развивалась весело и стремительно — выпускные, вступительные, учеба, которая отнимала почти все время, на третьем курсе она перевелась в московский вуз и уехала, вышла замуж. В родной город, к маме, Алина периодически приезжала, но про Олю как-то и не вспоминала.
Пока однажды не встретила ее, пятнадцатилетнюю, поднимающейся по лестнице со взрослым дядькой. Она была красивой, только то, что в ней было когда-то от феи, пропало напрочь. Мир ее больше не удивлял, она не ожидала от него ничего неожиданного. Оля громко смеялась и шутя отталкивала руки мужчины, пытающиеся ее обнять.
Алина и Оля не поздоровались — люди из разных вселенных, которые не пересекались.
